Виктор Исаакович КАМЯНОВ (09.12.1924 - 11.04.1997)
По образованию филолог-классик, учился у профессора А. Ф. Лосева.
Участник Великой Отечественной войны, воевал в Заполярье: гвардии лейтенант артиллерии, начальник связи и разведки дивизиона. Опубликовал автобиографическую военную повесть «После затишья».
Работал редактором в отделе критики журнала «Новый мир».
Член Союза писателей. Работал во Второй школе до 1972 года.
Вспоминает Сергей Черняк
Обычно школьники дают учителям какие-то клички. Виктор Исаакович всегда был для нас только «Камяновым» – никакие сокращения и упрощения не приживались. Каждую из наших письменных работ он подробно комментировал на полях и краткой рецензией – в конце. Первое домашнее сочинение кто-то из ребят по привычке своей прежней школы скомпилировал из работ нескольких малоизвестных (как ему казалось) критиков. Всё «настриженное из критиков» Камянов снабдил ссылками на полях: автор, название работы, издание или номер журнала, страница. Рецензия была лаконичной: «Несамостоятельно» – и маленькая красная «единичка». Мы – восьмиклассники, только что пришедшие во Вторую школу и не успевшие еще толком осознать уникальность этого чудо-острова в сером море советского «наробраза», были ошеломлены не только неожиданной профессиональной эрудицией учителя, но и его уважением к нашим литературоведческим экзерсисам.
Камянову было тогда 45, он прошел через обыденный ужас фронта, торжествующий садизм поздней сталинщины, раздавленные надежды хрущевской оттепели. Но к нам – 15-летним, знавшим лишь мирные и относительно вегетарианские времена, он относился уважительно – как к равным, как к коллегам: с доброжелательным доверием к честным (пусть и неумелым) попыткам «дойти до самой сути» и безо всякого снисхождения к небрежности, поверхностности, умственной лени. Как-то один из моих одноклассников написал сочинение гекзаметром, но в одной из строк где-то в середине текста нарушил размер. Виктор Исаакович отреагировал на полях: «Размер, шляпа!» и снизил отметку аж до «4 с минусом».
Родителей нередко шокировала сложность, «взрослость» тем наших домашних сочинений: «Мы все сойдем под вечны своды (проблема вечности в лирике Пушкина)», «Иная, лучшая потребна мне свобода (поэт и общество в лирике Пушкина)», «Когда мир проходит проверку войной», «Николай Ростов и проблема выбора между индивидуальностью и безликостью»...
Слово, язык – говорил Камянов, – невозможно обмануть: литературный текст во всей своей полноте и сложности беспощадно раскрывает и то, что осознанно пытается сказать миру автор, и то, о чем он даже не задумывается, и то, что пытается скрыть – порой и от себя самого. Именно глубокому прочувствованному пониманию текстов, доверию к их сложности («Доверие к сложности» – так называлась одна из его книг) он стремился научить нас, едко, но беззлобно высмеивая формально логичные, но поверхностные, не основанные на «прожитом» тексте суждения: «рассудок лукав» – напоминал он. Самые сложные идеи Виктор Исаакович умел раскрыть с восхитительно ироничной легкостью, афористично и без «звериной серьезности», столь частой в учительской среде.
Скучноватый обычно школьный курс русского языка в исполнении Камянова становился естественным продолжением уроков литературы: правила грамматики разбирались и толковались на примерах из Пушкина, Толстого, Достоевского, Салтыкова-Щедрина, Чехова, полузапретных тогда Бунина, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака, а то и прямо «самиздатных» Гроссмана, Шаламова, Замятина. Камянов вел факультатив «Современная литература и кинематограф», где мы обсуждали «непрограммые» книги Генриха Бёлля, Ференца Шанты, Чеслава Милоша, Милана Кундеры, Василия Аксенова, Юрия Козакова, Бориса Можаева, фильмы Вайды, Иоселиани, Тарковского, Антониони, Феллини – те, что можно было хоть как-то увидеть тогда в СССР.
Когда в 1972 году после устроенного властями идеологического погрома Второй школы, Камянов ее оставил, ушли и многие второшкольники – сохранив в памяти его вдохновенно-ироничное лицо как символ прекраснейших лет своей юности.
Высказывания В.И. Камянова на уроках литературы
1. Написан этот учебник скучно, без игры ума и дубовато, он – костыль для умственно отсталых. Откройте любую страницу. Ну хоть вот эту: «Скалозуб – тип...» Какой же это «тип» – он такой живой, мясистый...
2. Глубже, глубже! Поднимайтесь на следующий уровень философского обобщения!
3. При изучении “Мертвых душ” положено концентрироваться на стороне политической, мы же сосредоточимся на стороне поэтической.
4. Марксистское направление крупных имен в поэзии не выдвинуло. Видимо, в четкости политических установок есть тормозящее свойство.
5. Горький написал поэму, которую – то ли по недостатку опыта, то ли вкуса – назвал очень нехорошо, по принципу бумеранга (одно из тех названий, что бьют по автору): “Песнь старого дуба”.
6. У Пушкина есть позорнейшее стихотворение “Клеветникам России”. Помните: “Кто победит в неравном споре: Кичливый лях иль верный росс?” Лях – он кичливый, он уже заведомо бяка.
7. Долгое время литературоведы не знали, куда сунуть поэму “Про это”. Дело в том, что товарищ Сталин уже произнес свою крылатую фразу: ”Маяковский был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи”. “Невнимание к его творчеству – преступление”. Маяковского вознесли на небывалый пьедестал и стали насаждать, как Екатерина – картошку. Пастернак назвал это насаждение второй смертью Маяковского.
8. Вдруг придет комиссия и нас застукает... Комиссии приходят не для того, чтобы улавливать логику в ваших ответах. Комиссии приходят ловить идеологических блох.
9. Роман “Мать” – любимое произведение Министерства просвещения. В романе герои сами дают друг другу характеристики, облегчая тем самым работу учителя литературы.
10. Программа десятого класса крепко идеологически выдержана: мордой – да об Тренева... (Константин Тренев – советский драматург, любимец Сталина, лауреат и орденоносец)
11. У нас в программе еще много произведений, которые для развитого эстетического вкуса – не сахар и не пирожное.
12. Мы сейчас боимся Христа, как православные боятся Антихриста.
13. Современные критики стремятся так изнасиловать художественное произведение, чтобы извлечь из него политический плод.
14. Лет восемь назад Илья Эренбург опубликовал в “Литературной газете” маленькую заметочку о Цветаевой. Ему тут же была дана гневная отповедь за попытку протащить идеологически чуждый товар на нашу биржу.
15. У вас есть некоторое преимущество перед профессиональными литературоведами: вы морально не завербованы.
16. Вторая школа – это оазис, из которого вам еще придется вылетать.
17. У меня всегда было такое ощущение, что дух Есенина заблудился в его плоти.
18. Журнал “На посту” – это была такая рапповская дубинка, которую время от времени обрушивали на головы писателей. (РАПП – Российская ассоциация пролетарских писателей. Существовала в 1925-1932 гг.)
19. Как видите, Маяковский не слишком связывал себя приличиями по отношению к кумирам революционного движения: “Карлы-марлы борода”.
20. Какая может быть «дискуссия» между каким-то академишкой и генералиссимусом в сапогах? (о сталинской «свободной дискуссии по вопросам языкознания» 1950 г.)
21. Человек, опьяненный политическим алкоголем, утрачивает сходство даже с парнокопытными. Начинает походить на ихтиозавра.
22. Да, но ты мешаешь нашему разговору о бессмертии Ленина. Может, это вообще происки международных организаций? (Замечание болтающему на уроке).
23. Я вынужден все время пришпоривать педкобылу, то есть самого себя. (Цейтнот по программе).
24. Анджей Вайда поднялся на такую высоту философского обобщения, с которой обе стороны баррикады выглядят одинаково мелкими. (А. Вайда – польский кинорежиссер, снявший фильм “Пепел и алмаз”).
25. Работа написана под сильным влиянием Степановой. Ты даже повторил ошибку Степановой, приписав Есенину строчку Маяковского. Чтобы их спутать, требуется большое умение. (Проще говоря: работа списана у Н. Степановой).
26. Отбросьте нравственность и мораль, и человечество неминуемо превратится в стадо, послушное воле пастуха. А пастух может быть и пьяным.
27. Почему я говорю об этом с иронией? Потому что это примитивно по самой постановке вопроса. А все, что примитивно по самой постановке вопроса, заслуживает иронического отношения, даже если находится в двоюродном родстве с истиной.
28. Ирония держит за крылья пафос, чтобы его не занесло слишком далеко. (Особенность ранней поэзии Заболоцкого).
29. В 37-м для ареста требовали три доноса, а в 38-м хватало и двух. Процесс постепенно упрощался, чтобы не было канцелярских излишеств. (Об аресте Заболоцкого в 1938 г.).
30. Платонова и Заболоцкого обвиняли во всех смертных идеологических грехах. А. Фадеев возглавлял экзекуцию. Сталин углядел в повести “Впрок” клевету на коллективизацию. Подал команду “Ату его!”. Было заседание, на котором Платонова заочно разложили на составные части.
31. Легкая доля ехидства не помешает при ответе на этот вопрос. Такое ехидство допустимо, ибо не содержит политической крамолы.
32. До фашизма можно откуда угодно дойти, если идти слишком далеко.
33. “За время пути” собачка культа подросла в такого барбоса здорового, что только держись! (Пока А. Н. Толстой писал роман “Петр Первый”, в СССР укрепился сталинский режим. Последние части романа уже напрямую этот режим обслуживают).
34. В российском (заметьте, я сказал российском, а не русском) характере есть склонность к авралам.
35. Я, конечно, не против, чтобы вы поточили об меня свои молодые коготки.
36. Количество сна переходит в качество работы.
37. Интересно проследить, как официальная идеология становится элементом личной жизни человека.
38. Но уж как он приспосабливался! Когда Сталину потребовалось возвеличить Ивана Грозного, А.Толстой сразу же изготовил дилогию “Иван Грозный”. Там царь выглядит кем-то вроде секретаря обкома.
39. Интеллигенция органически необходима государству. Просто для обмена веществ. Ведь без интеллигенции... Как это у Ильфа и Петрова: “Трамвай построить – не ешака купить”. Даже трамвай нельзя построить без интеллигенции.
40. Это, конечно, метафора, но я сомневаюсь, что человек – подходящий материал для выделки гвоздей. Но Тихонов в этом не сомневался. Человек – лучший материал для гвоздей, чтобы распять ими тело мировой контрреволюции.
41. Логика, которая самоопыляется.
42. Со статистикой мы вряд ли сдружимся. Статистика в норме только там, где полная гласность.
43. Монополией в философии у нас пользуется доктор наук Разумный, умственные способности которого находятся в обратно пропорциональной зависимости с его фамилией.
44. Современный квазипсевдоинтеллигент. (В. И. Камянов называет так героя рассказа А. Битова “Пенелопа”).
45. Интересно, как ты на материале французской литературы раскроешь тему “Партия – наш рулевой”?
46. – Ну вот вам три точки: Керенский, Кускова, Милюков... Проведите через них прямую.
– Плоскость!
– Плоскость? А что, разве через три точки нельзя провести прямую?
– Нельзя ...
– А разве на прямой нельзя отложить три точки? (А. Керенский; Е. Кускова – политические деятели, вместе с П. Милюковым выведены в поэме Маяковского “Хорошо”).
47. Да, он похабник, он вор, он тупица... Но он НАШ тупица. (Морозка – персонаж романа Фадеева “Разгром”).
48. Когда пишешь без полей – это величайшее нахальство с твоей стороны, потому что ты не оставляешь мне места делать замечания и исправлять твои ошибки.
49. Рабинович!.. Классовой борьбы на тебя нет! (В этот момент разговор шел о классовой борьбе в “Поднятой целине”, а спустя несколько лет фраза приобрела зловещий смысл: в ряде статей утверждалось, что антисемитизм вообще и еврейские погромы, в частности – это одна из форм классовой борьбы).
50. Человек считает свое сознание абсолютно ясным и чистым, а если чье-то сознание не похоже на его сознание, то оно заведомо затуманенное.
51. Можно простить обычную, так сказать, «физиологическую» трусость – плоть слаба. Но интеллектуальная трусость непростительна.
Награды: орден Отечественной войны II степени; медаль «За оборону Советского Заполярья»; премия журнала Литературное обозрение.
Его книги
Поэтический мир эпоса: О романе Л. Н. Толстого «Война и мир». — М., 1978.
После затишья: Повесть. — М., 1983.
Доверие к сложности: Современность и классическая традиция. — М., 1984.
Время против безвременья. Чехов и современность. — М., 1989.
Реальность без грима, или к возвращению опальных книг. — М., 1991.
Одна из статей: Виктор Камянов. Космос на задворках. «Новый Мир» 1994, No 3.